Во все времена жизнь подвергает людей выбору: промолчать, когда затронуты твои честь и достоинство или сказать то, что думаешь, рискуя карьерой, состоянием, а то и жизнью.

  Во времена Людовика XV при дворе процветала необыкновенная "свобода" нравов. Люди, верные супружескому долгу, смотрелись на фоне распущенных придворных белыми воронами. Над ними насмехались и распускали про их личную жизнь всякий вздор. Такой «белой вороной» был маршал Бриссак. Лизоблюды короля распустили слух, что жена Бриссака ему изменяет. Король постыдно включился в эту игру, с лицемерным «сочувствием» обратившись к нему:

- Бриссак, не сердитесь, с кем не бывает… Будьте мужественны.

- Государь, - с достоинством отвечал старый солдат, - вам известно, что защищая нашу Францию, я проявил мужество всякого рода, но только не мужество позора!

   Однажды герцог Орлеанский, наложил на одну из провинций дополнительный налог. Депутат этот провинции смело выступил с речью против этого налога. Герцог, будучи регентом, на тот момент полновластный хозяин Франции был крайне раздражен этим противодействием.

- Вы угрожаете мне?! Да что вы можете предпринять против моей воли?

- Повиноваться и ненавидеть! – отвечал депутат.

   В России фельдмаршал Миних в результате дворцового переворота очутился под судом. По иронии судьбы председателем судебной комиссии был назначен князь Никита Трубецкой. На турецкой войне по его вине войска оаказались без провианта. Дело обнаружилось, и только благодаря заступничеству Миниха Трубецкой избежал военного суда. И вот теперь этот человек обвиняет бывшего фельдмаршала в казнокрадстве. Миних смог в этом оправдаться, сославшись на сохранившиеся донесения, но он не стал этого делать, а прямо, по-солдатски грозно прорычал, обращаясь к оторопевшему Трубецкому: «Пред судом Всевышнего мое оправдание будет лучше принято, чем перед вашим судом! Я в одном только себя укоряю – зачем не повесил тебя, когда ты занимал должность генерал-кригс-комиссара во время турецкой войны и был обличен в похищении казенного достояния. Вот этого я себе не прощу до самой смерти!».